На смерть Немцова

Несколько дней назад прямо перед сердцем России остановилось сердце человека – Бориса Ефимовича Немцова. Остановилось потому, что какая-то мелкая тварь, боящаяся даже показать своё лицо, решила, что вправе судить, какому сердцу дозволено биться дальше.
Я могу только пособолезновать как самому Борису Ефимовичу, так и его близким. Это кошмар, которого должно не быть - когда в XXI веке перед Кремлём в упор расстреливают людей. 

А что меня поразило в происходящем – это реакция значительной части населения нашей Родины и её замечательных СМИ. Люди обсуждают, кто его убил, за что и с какой целью. Но почти никого, видимо, не задевает тот факт, что прямо перед Кремлём можно спокойно взять и расстрелять человека. Высшее оскорбление порядка и закона. Грубый, показательный, циничный плевок в лицо всему обществу.

Я прочитал немало заметок о том, что Немцов был незначительной личностью. Я увидел ещё больше постов про то, какой он был сволочью и гадиной. Все эти заметки об одном: справедливо ли его застрелили посреди улицы. И не так много кто возмущается фактом, что в его государстве, в его столице, прямо под носом у им выбранного правительства могут взять и расстрелять в упор ни в чём не повинного человека. Да, кстати, напоминаю: вина в Российской Федерации может быть установлена только судом.

И это катастрофа. Когда граждане нации, которая самопозиционируется как последний оплот духовности в мире зла и гнилости, позволяют себе в принципе рассуждать о том, можно ли убивать посреди улицы. Потому что в первую очередь это означает, что вся эта духовность настолько истинна и очевидна, что не может отстоять себя иначе как убийствами мирных людей в мирное время.

Реакция здорового человека на убийство может быть только одна: кошмар, такого не должно быть. Тот, кто не умеет воскрешать, не должен убивать.

Пожалуй, вкупе с реакцией существенной части населения на расстрел редакции Шарли Эдбо, убийство Бориса Ефимовича однозначно показывает. Что, выбирая между «создать закономерное устройство общества» и «убивать инакомыслящих», существенная часть населения осталась на уровне дремучего средневековья.